– Хоккей, Батя. Сваливаю.
Шипение в наушниках, скрежет, тишина.
Полковник Шелестов отогнул усик гарнитуры связи, тряхнул АК-12 с подствольником и махнул заместителю по боевой части. Как только Устинов подскочил к командиру, тот прищурился и посмотрел прямо в карие глаза майора:
– Алексей, нужен отвлекающий маневр, и сделать это должен ты. Хватит сталкеров и пепловцев как пушечное мясо использовать! Корпус нужно первыми взять, иначе мы не спецура. Схему энергоблока помнишь? «Легион» окопался не слабо, выкуривать его из насиженных годами мест – дело дохлое. Потому бери отделение своих и форсируй торцевую сторону. Знаю, что там высоко и неудобно, но неудобно, сам знаешь, штаны через голову надевать. А мы легких путей никогда не ищем. Побольше шуму, поменьше «трехсотых», главное, отвлеки тевтонов и оттяни их на себя. Мы, как проникнем внутрь и закрепимся на рубеже главного цеха, сразу пошлем тебе на помощь ребят. Союзники нехай западный сектор окучивают.
– Понял, командир. Жалко, «крокодил» уходит! Еще бы пару залпов не помешало по верхнему уровню, – Алекс вполоборота наблюдал за разворачивающимся вертолетом, отстреливающим ловушки.
– Жалко в попке у пчелки, майор. Сам знаешь, Палыч пустой, он просто так бы не сваливал, отработал сполна, вона как накосил чехов… одни коросты да отбивные…
Договорить Шелестов не успел. Два белесых шлейфа с крыши АЭС прочертили пасмурное небо и впились в Ми-24. Только один заряд отвлекся на тепловую ловушку и разорвался в стороне от вертушки, другая ракета угодила точно в сопло турбины. Ухнул взрыв, белесое облако лопнуло мыльным пузырем и окрасилось оранжевым цветом, затем повалил черный дым. «Крокодил» дрогнул, сделал разворот на сто восемьдесят и, накренившись, боком ушел в сторону. Даже от стен корпуса была заметна сильная вибрация геликоптера, предсмертные судороги машины.
– Тва-ари! С крыши лупанули. Палыч там же все зачистил с «дырокола», – заскрежетал зубами полковник, рубя воздух кулаками.
– Видать, просочились с пожарных лестниц и люков, – предположил Алекс, угрюмо наблюдая за агонией вертолета, – хана Палычу. Ща, поди, еще вдарят.
– Майор, фули ты торчишь тут? Живо в свой сектор! Палыч… Палыч… – полковник схватил зубами и чуть не сжевал усик гарнитуры. – Палыч, ты слышишь меня? Вертушка, ответь. Палыч!
Устинов отвернулся от происходящей в воздухе трагедии, кивнул и бросился вдоль стены к углу здания, по пути шлепая ладонями по шлемам своих бойцов, те вскакивали и гуськом устремлялись вслед за командиром. К удивлению Шелестова, пилот Ми-24 ответил сразу, в его голосе чувствовались напряжение и боль, скорее душевная, чем физическая:
– Зацепили, сволочи! Машину не вытяну за Ограду… Падаю. Валентиныч, не поминай лихом, дружище-е… Хоть напоследок заберу с собой еще пару этих фанатиков…
– Палыч, ты че?! Палы-ы-ыч!
Вертолет задергался, с трудом балансируя на месте, хлопнул новым мини-взрывом, натужно загудел и, сильно кренясь на бок, рванул к Станции, с крыши которой по нему стегали очереди автоматов. Ухнул РПГ, но выстрел ушел мимо цели, горящая железная стрекоза стремительно падала на головы легионеров. Через несколько секунд болид, бывший только что грозной воздушной махиной, рухнул на крышу Станции, сбивая винтами и бронированным брюхом разбегающихся в стороны сектантов.
А по наружной пожарной лестнице наверх вдоль серой облезлой стены корпуса уже ползли муравьями пронырливые спецназовцы, руководимые Алексом.
Шелестов тяжко вздохнул, перекрестился, что не ускользнуло от внимательных взглядов бойцов, и крикнул ближайшему офицеру:
– Старлей, включай шарманку! Мы начинаем дискотеку! – и уже тише, себе под нос: – Прости, Палыч, что вытянул тебя без приказа на смерть геройскую, но не напрасную!
Он дождался, когда старший лейтенант Вятлов пробьет брешь в аварийном выходе корпуса, сорвав направленным взрывом толстенную стальную дверь со ржавых петель и им же уничтожив замаскированную растяжку. Поэтому грохот получился особенно сильным, жутким эхом заполонив внутренности энергоблока. Сноп пыли и дыма не успел рассеяться, а во чрево Станции уже полетела светошумовая граната. Хлопок, резанувший слух бойцов даже снаружи. Откуда-то изнутри послышались стоны, затем прозвучала команда Глыма:
– Работаем, бандерлоги! Оп-па.
Двое тяжеловооруженных воинов в «Ратниках» ринулись внутрь, за ними с интервалом в три метра еще пара бойцов, потом еще и еще. Старший лейтенант придержал одного за плечо:
– Сименс, ждешь нас тут. И прикрываешь. Чтоб ни одна собака не сунулась. И всегда на связи.
– Есть, командир!
– Я Глым, иду внутрь, зачищаем западное крыло, – сообщил в гарнитуру Вятлов и нырнул в темный проем.
– Я Батя. Удачи, парни! Мы следом. Мэр, ты готов?
– Готов, командир, ждем зеленого свистка! – сообщил майор Завгородний, второй замбой Шелестова после Устинова.
– Я Алекс. Работаем крышу. Один трехсотый. Тевтонов трое. А крылатый жив! Накрыл половину отделения фанатиков. Оставил с ним врача. На связи.
Шелестов воодушевленно осклабился, заиграл желваками и впечатал правым кулаком в левую ладонь:
– Повтори, майор! Про пилота.
– Палыч жив, тяжелый, но жив. Готовим для спуска.
– Отлично, Алексей! Ему респект, тебе приз. Работаем!
Полковник вскинул автомат, машинально намотав его ремень на запястье, и жестом показал бойцам выдвигаться. Вереница спецназовцев прошествовала мимо: напряженные лица, пригнувшиеся фигуры, выставленные стволы разномастного оружия. Шелестов провожал каждого взглядом и понимал одно – мужики справятся, не подведут, одолеют любого врага, а главное, пойдут с командиром до конца. Даже без приказа из штаба… Вразрез планам всего руководства военной группировки Восточного блока. Но, скорее, это не в штабе решалось, Харитон дал понять очень ясно – в чем причина. Не зря же слухи про «Всевластие» начали просачиваться даже сквозь плотную завесу секретности. Прямо из уст самих олигархов и членов масонской ложи. Эти всевластные вполне уже давно могли выкопать себе ну о-очень надежное убежище, чтобы спрятаться там от всеобщего катаклизма. А сами приготовились погубить мир, чтобы человечество начало разбег заново, а они бы, как и прежде, процветали на беде других… Нет, не для того далеко не глупый полковник занялся работой, на которую, сказать по правде, способен не каждый мужик. Не для того он рисковал всю свою сознательную жизнь и долгую службу, чтобы просто так дать погибнуть тем, кого еще в юности решил защищать до последней капли крови. И пилота вертушки, и ребят штурмовой группы Шелестов поднял и привел сюда самолично и вопреки строжайшему запрету командования. И ни от кого не скрыл, что при этом едва ли не впервые за службу напрямую пошел против приказов. Просто знал, что это его долг перед человечеством. Интуитивно чувствовал всегда, что поступает так, как и должен поступить. А с зачастую бездарным командованием у полковника были свои счеты, с тех самых времен, когда в Афганистане, будучи еще капитаном, по приказу зарвавшегося генерала погубил всю свою группу… А сейчас с ним пошли те, кто свято верил в силу «Рифа», возможности и непререкаемый авторитет уважаемого командира, которого они любовно звали – Батей. Они вполне осознанно понимали не столько угрозу Зоне, которая, кстати, могла после ядерного взрыва у Разлома и «Ока» расшириться, сколько следующую за этим опасность едва ли не для всего населения планеты. А теперь еще и были уверены в возможности – одним хлопком придавить гниду «Легиона» в ее логове.
Шелестов ободряюще хлопнул по шлему бойца Сименса, оставленного Глымом для прикрытия, и исчез в темени проема. Спецназовец поерзал на упрятанных в броню коленях, утрамбовывая пласты штукатурки и цемента, занял позицию, выставив ствол РПК наружу и замер. «Сдохну тут, а хрен кого пущу живым!» – подумал боец, прижимаясь щекой к прикладу, но в этот момент черная рука появилась из-за края проема и схватила ствол еще не остывшего после атаки пулемета.